Она лежала неактивной, но оглядывалась, и выражение лица иногда менялось, когда она это делала. Любая помеха встретила сильное сопротивление. Каталепсии не было. В отличие от этой бездеятельности и сопротивления время от времени наблюдались естественные, свободные движения, как, например, когда она устраивала подушки. Она не говорила и не могла ответить.
На оставшуюся часть первой недели она не пыталась говорить, кроме как однажды, когда она, казалось, пыталась вернуть «доброе утро», или в другой раз, когда медсестра пыталась ее накормить, она сказала совершенно естественным тоном «Я могу прокормить себя». Устойчивость к помехам оставалась в разной степени и временами была довольно сильной. Это было в основном пассивным, хотя и нередко связанным с хмурым видом, или она отошла, когда подходила. Она