Очистись нескольких месяцев, все еще неактивна, она постепенно начала немного говорить, начала играть немного на пианино, но мало говорила никому.
К августу 1915 года она все еще была неактивна, застенчива, стояла или сидела, вынимая пальцы, изредка ходила на пианино, но, видимо, ничего не смогла закончить. Ей нужно было уговаривать приехать в экзаменационную комнату и говорить низким тоном. Часто она начала смутно говорить, а затем остановилась и не могла заставить повторить то, что она говорила. Взволнованно она была удивительно откровенной, иногда немного угрюмой, или у нее было небольшое пустое беспокойство. Тем не менее, ее можно было от души смеяться порой или делать это спонтанно при очень легкой провокации.
Некоторые из ее высказываний были в гармонии с ее очевидным безразличием. Трудно было заставить